В зеленоватом арктическом небе не было ни единого облака, как ни единой мысли. Серебряное, дымное солнце походило на луну, с которой сошлифовали щербины. Замерзшие после оттепели деревья в палисадниках переливчато вздымались хрустальными люстрами и свешивали в разные стороны ледяные гроздья отяжелевших ветвей.
Служкин запустил девятый «А» в кабинет и раскрыл классный журнал. В нем лежала иносказательная – чтобы не поняли другие учителя – записка, написанная им самому себе в прошлую пятницу.
– Так, – сказал Служкин, когда красная профессура, рассевшись, угомонилась. – У меня к вам, господа, вопрос: почему это вы всем классом в прошлую пятницу сбежали с урока, а?
– Кто? Мы?! – искренне изумились девятиклассники. – Это вы сбежали! Это вас не было! Мы ждали, мы стучались! И когда дверь пинали, вы тоже не орали! И в замочной скважине вас не было!
– Не было вас, – авторитетно подтвердил Старков. – Мы честно проторчали семь минут после звонка и только потом ушли.
– Почему же я, как пень, сидел весь шестой урок один?
– У нас география четвертым была! – закричала красная профессура. – А на пятом-шестом мы на физре, как сволочи, три километра бегали!
– Расписание-то изменили, – пояснил Старков.
– Посмотреть-то его не судьба была? – фыркнула Митрофанова.
– А у нас в учительской на расписании никаких перемен не было!… – обескураженно развел руками Служкин.
– Ага, а мы виноваты, – расстроилась красная профессура.
– Ладно, не нойте, – махнул рукой Служкин. – Что делать будем, если так вышло? Есть три выхода. Первый – честно рассказать все Розе Борисовне, и пусть она решает. Второй – сегодня провести дополнительный урок. Третий – сделать вид, что «я не я и лошадь не моя». Что предпочтете?
– «Лошадь»! – дружно закричала красная профессура.
– Роза Борисовна всех убьет, и вас, и нас, – рассудительно сказал Старков, – и заставит проводить все тот же дополнительный урок. А на него придет только полкласса, да и то вас слушать не будут. Так что лучше уж сразу «лошадь», Виктор Сергеевич.
– Тогда два условия. Первое: вы самостоятельно учите дома еще один параграф и в следующий раз по нему – проверочная…
– Не пройдет, – прокомментировал Старков. – Никто учить не будет. А впрочем, мы никогда не учим географию, а все проверочные пишем на пятерки. Ладно, принимаем это условие. Давайте второе.
– Второе – чтобы об этом не узнала Роза Борисовна.
Волнение концентрическими кругами пробежало по классу и сошлось наконец почему-то на Маше Большаковой.
– Она не узнает, – чуть покраснев, пообещала за всех Маша.
В учительской Служкин оживленно пересказал историю своего договора с девятым «А» Кире Валерьевне.
– Знаешь, – поморщившись, сказала Кира, – я не люблю, когда мне показывают голый, грязный зад и при этом радуются.
Служкин осекся, помолчал и ответил:
– А я не люблю, когда ставят сапоги на пироги.
– Ты ничего не забыл? – холодно поинтересовалась Кира.
Служкин возвел глаза и начал вспоминать, загибая пальцы:
– Зубы почистил… Ботинки зашнуровал… Ширинку застегнул…
– А где журнал девятого «А»? – устало спросила Кира.
– Роза Борисовна забрала, – блекло ответил Служкин.
Едва он вошел в квартиру, заорал телефон.
– Витька, это ты? – раздался голос Ветки. – Ты чего, с ума сошел? Куда ты пропал тогда? Колесникова всю ночь дома не было! Мы бы с тобой так оторвались!…
В это время дверь открылась, и в прихожую вбежала Тата.
– Ветка, потом поговорим, – торопливо сказал Служкин и положил трубку.
– Папа дома! – ликующе крикнула Тата Наде.
– Ты рыбу коту купил? – не здороваясь, спросила Надя. – Нет? Своим ужином его кормить будешь. Пока не разделся, сходи в подвал, поищи его. Потом мусор выброси.
С ведром в руке Служкин вышел из подъезда. Он направился вдоль фундамента дома, кискиская в разбитые подвальные окна. Из одного окна в ответ раздалось задумчивое бурчание и скрежет когтей по водопроводным трубам. Служкин присел возле этого окна на корточки и позвал снова:
– Кис-кис-кис… Пуджик, гад… Кис-кис-кис… Ты чего сбежал? Кормят, что ли, плохо? Или дорогу домой забыл? Кис-кис-кис… Иди сюда, куда исчез?… Кис-кис-кис… Опять пропал, сволочь… Кис-кис… Ладно – я, а ты-то чего выпендриваешься?